Житие сщмч. Ефрема Долганева (1918)

Даты: 
Священномученик Ефрем родился 28 января 1874 года в местечке Петровки Ананьевского уезда Херсонской губернии. Окончив Одесское духовное училище, он в 1887 году поступил в Одесскую Духовную семинарию, которую окончил по первому разряду в 1893 году, и собирался поступать в Московскую Духовную академию[250]. Однако тяжелое материальное положение семьи заставило его усомниться, сможет ли он учиться в академии, не получая стипендии. Его брат, иеромонах Гермоген, заверил, что материально поможет ему. В ответ Ефрем написал: «Совсем изменилось настроение духа, тем более что, не получая от тебя никаких известий, я впал в сомнение относительно моего поступления в академию, а это мучительным образом отзывалось на настроении моего духа. Ехать в академию я очень и очень желаю. С жаром примусь готовиться. Бог даст, успею еще»[251].
 
Поступив в Московскую Духовную академию, Ефрем писал брату: «Благодарю тебя за то, что ты принял на себя содержание меня в академии. Пусть Бог примет твою лепту и воздаст за нее сторицею, а меня удостоит достигнуть чрез эту лепту служения в Его Святой Церкви и хранимом Им Отечестве моем»[252].
 
В конце декабря 1893 года Ефрем приехал в Санкт-Петербург. Описывая свои впечатления от посещения Петербурга брату, он писал: «Любовался соборами. Видел всех митрополитов, видел Государя и все царское семейство. Но особенно я благодарю Бога за то, что Он удостоил меня быть в Кронштадте и видеть о<тца> Иоанна. Я выехал из Кронштадта с великим сокровищем в душе…
 
Когда я увидел, как служил о<тец> Иоанн литургию, то для меня с тех пор открылось в призвании священника еще более привлекательности, более величия – только не грозного, не царственного, а особого – смиренного, святого, Божественного, небесного, – величия в силе мощного слова священника пред алтарем Божиим... Я смотрел на этого пастыря, как он, восклонившись над Св<ятой> Чашею, припал к ней лицом своим и долго-долго в таком положении пребывал с закрытыми глазами, совершенно спокойный, невозмутимый по виду, – но чувствовалось, что внутри его в эти минуты слагалась могучая молитва к Богу за угнетенное, страждущее человечество, искупленное Кровию Иисуса Христа!.. И вспомнились мне в тот момент слова самого о<тца> Иоанна, вычитанные мною из его дневника: “Когда я взираю на предлежащие Дары, – то думаю о том, сколько много дано человеку милостей Божиих в этой пролитой за весь мир Крови Единородного Сына Божия... Нет больше грехов! Нет больше недугов!.. Только припади с верою к Этому бессмертному Источнику, откуда всем прощение, всем исцеление!..”
Затаившись у одной из массивных алтарных колонн, я онемел на своем месте и благоговел, и трепетал внутренне легким трепетом, и глядел неотводным взором... Батюшка стоял неподвижный, задумчивый... отпечаток тяжелой грусти лежал на его открытом челе... Из храма, где стоял народ, раздавались вопли и стоны, и плач несчастных страдальцев: бесноватых, истерических, падучных, кликуш и друг<их>. Там – раздирающие душу иступленные крики всех обиженных, удрученных, которые прибыли сюда из ближних и дальних концов необъятной Руси, движимые младенческою верою в силу молитвы Батюшки пред Богом... Он стоял теперь пред Св<ятыми> Тайнами и прислушивался ко всем этим стонам и воплям... и вот глаза его вдруг заискрились, заблестели каким-то неестественным блеском, и... две-три слезинки медленно скатились по щекам из молитвенно-грустно сомкнутых глаз... В каком-то благоговейном полузабытьи смотрел я на все это и слушал все это… Смотрел и смотрел... и не мог отвести своих глаз... Я весь проникался великостью совершавшейся на престоле жертвы... То же, должно быть, чувствовал и народ, битком наполняющий храм. На хорах пели певчие, но звуки их пения почти заглушались – пел весь народ, – вся эта плотная, коленопреклоненная масса, как один человек, полною грудью, во весь голос издавала страшные, морозом подирающие вопли... “Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи,” – в один голос гремела эта сила мужских и женских голосов – и от мрачных аккордов всей этой тысячегрудой взывающей массы, казалось, сотрясались самые своды огромного кронштадтского собора... Что-то общее, невыразимо-мощное соединяло всю эту разнообразную разношерстную толпу в единстве молитвы, исповедания... А Батюшка между тем усиленно молился у подножия Св<ятой> Чаши... Он, думаю я про себя, вероятно, молится за народ, жаждущий его молитвы…
 
После литургии Батюшка пригласил нас на закуску. За закуской, когда о<тец> Иоанн, наливши мне и моему товарищу в рюмки мадеры и по обычаю чокнувшись с нами, приблизил рюмку к своим устам, – я в эту минуту, наклонившись немного в его сторону, тихо произнес: “Молитесь, Батюшка... за болящую Варвару”, и тут встретил глазами устремленный на меня кроткий, полный чувства взор о<тца> Иоанна... После я узнал, что в этот день наша матушка скончалась. Батюшка благодарил нас: “Спасибо вам, братцы, – как хорошо, что помолились мы вместе”. Потом на прощанье дал нам по портрету за подписями: такому-то на добрую память, пр<отоиерей> И<оанн> Сер<гиев>. “Прощайте, братцы, – говорил он, лобызаясь с нами на прощанье, – кланяйтесь отцу ректору, всем профессорам и студентам... Прощайте... Спасибо вам, братцы!..”»[253].
 
Учась в академии, Ефрем все же старался не обременять никого и по возможности зарабатывать сам; по этой причине он однажды опоздал к началу занятий и был вынужден 23 сентября 1896 года писать отцу ректору в объяснение: «Опоздать в академию на занятия меня заставила безысходная нужда. В прошлом году я мог платить за себя только благодаря небольшим заработкам из редакции “Богословского вестника”. Часть этого заработка пошла, кроме того, на погашение долга, образовавшегося вследствие того, что я занимал у знакомых деньги для уплаты в академию за второй год содержания и вторую половину первого. Для четвертого года у меня не осталось ничего, чем бы я мог заплатить в академию. Ввиду этого я употребил каникулы на труд по составлению книги, издание которой уже началось в Санкт-Петербурге. Доход от продажи книги по выходе ее может обеспечить меня и даст мне возможность еще теперь прийти на помощь тающим в нищете родным: заштатному отцу-священнику и вдове, сельской учительнице, – сестре родной. 
 
Издание книги предприняло на свой счет Географическое общество. Оно мне помогало проживать в Петербурге до окончания моего труда, который при всем моем старании не может быть доведен мною до конца к сроку, обязывающему меня возвратиться в академию. Излагая все это пред Вашим Высокопреподобием, усердно прошу Вас не лишить меня счастья окончить курса в академии»[254].
 
Прошение было удовлетворено, и в 1897 году Ефрем Долганев окончил академию. Кандидатской работой его стал труд под названием «Обзор главнейших событий из истории Абиссинской Церкви от начала ее существования до позднейших времен». Трудность этой работы заключалась в том, что самим народом его история не была изучена. «История всякого народа требует, чтобы над разработкой ее трудились не иностранцы, а лучшие силы этого самого народа, близко стоящие к своей Родине, хорошо понимающие ее дух, строй, условия жизни, предания старины, – писал он в предисловии. 
 
– Но у абиссинцев мы напрасно стали бы искать хотя бы самую непритязательную попытку к разработке своей истории... Там просвещение так сложилось, что все умственные силы народа идут на изучение Священного Писания, святых отцов, на усовершенствование в искусствах церковного пения и составление богослужебных гимнов; кроме этих занятий, всякий другой умственный труд считается в стране преступлением»[255].
 
23 декабря 1899 года приказом обер-прокурора Святейшего Синода Ефрем Долганев был назначен помощником инспектора во Владимирскую Духовную семинарию; 13 ноября 1901 года архиепископ Владимирский Сергий (Спасский) назначил его преподавателем во Владимирское епархиальное женское училище. 2 января 1902 года, когда определились отношения с его будущей супругой Варварой, дочерью почившего в 1901 году протоиерея Петропавловского придворного собора Сергея Ивановича Преображенского, Ефрем Ефремович был определен на вакантное священническое место в этом соборе.
 
20 января 1902 года в церкви императорского Зимнего дворца состоялось венчание Ефрема Долганева с девицей Варварой. Таинство совершил заведующий придворным духовенством протопресвитер Иоанн Янышев. 28 января 1902 года Ефрем Долганев был рукоположен во священника к Петропавловскому собору[256].
 
Вступив на пастырское поприще, отец Ефрем отнесся к своим новым обязанностям очень трепетно и, спустя месяц после рукоположения, писал брату-святителю:
 
«Преосвященнейший Владыко, дорогой брат, милостивый отец и архипастырь! Спасибо тебе за твою любовь, молитвы, благословения. Они подкрепляли и утешали меня в важные и священнейшие минуты моей жизни.
 
Благодаря непрестанно Господа за то, что Он призвал меня к служению у Своего Престола, я прошу Его, чтобы Он даровал мне сильную веру и горячую молитву. Я чувствую, как я слаб верою и как недостоин совершать Великие Таинства Церкви, особенно Таинство Тела и Крови Господа и Спасителя моего. Взирая на образы славных пастырей Православной Церкви и сравнивая себя с ними, я с унынием сознаю, как чрезмерно я далек от них, так далек, что не смею и думать о подражании их высокой жизни. Но, Господи, отжени от меня уныние. Я имею сильное глубокое желание быть истинным пастырем во дворе овчем.
 
Взяв на себя подвиг семейной жизни и вместе с ним другой тяжелый подвиг пастырского служения, я боюсь, что не хватит у меня сил, мудрости, характера нести оба креста так, как подобает, нести честно, до гроба. О, Господи! Сподоби меня совершить свой жизненный путь так, как угодно воле Твоей, заповедям Твоим! Подкрепи меня, дорогой брат, и помоги мне своими святительскими, сильными у Бога молитвами и благословениями»[257].
 
В круг обязанностей отца Ефрема входило служение вместе с другими священниками Петропавловского собора в церквях святителя Николая Чудотворца при Мариинском дворце и святого благоверного князя Александра Невского в императорском Аничковом дворце и преподавание Закона Божия в учебных командах Петроградской крепостной артиллерии. 22 июля 1907 года отец Ефрем был награжден золотым наперсным крестом, а 8 мая 1913 года – возведен в сан протоиерея[258].
 
После Февральской революции 1917 года отец Ефрем с семьей перебрались в Тобольск, где в это время стал служить епископ Гермоген, поселившись в отведенных для них комнатах в здании духовной консистории.
 
После ареста епископа Гермогена протоиерей Ефрем вошел в состав епархиальной делегации, хлопотавшей об освобождении архипастыря, куда входили священник Михаил Макаров и присяжный поверенный Константин Александрович Минятов. Хлопоты окончились арестом протоиерея Ефрема Долганева, священника Михаила Макарова и Константина Минятова, мученическая кончина которых предварила кончину святителя.
Екатеринбургский епархиальный миссионер протоиерей Александр Анисимов, еще не зная определенно об их мученической кончине, писал в то время о них: «Если Господь судил им положить души свои в настоящем самоотверженном подвиге... предстательства и исповедничества перед навуходоносорами наших дней... то милосердный Господь, Которому они всю жизнь свою служили и за верного служителя Которого они и жизнь свою отдали, увенчает и сопричтет их к избранному стаду небесных друзей Своих, а братья и сотрудники земного поприща в назидание потомству не замедлят возвеличить и их память... Имеются оставшиеся после отца Ефрема... тетрадки... которые бытописателю его жизненного подвига могут дать благодарный материал для характеристики этой, по-видимому, редкостно светлой в наши дни личности, усвоявшей себе... по преимуществу первые три заповеди блаженства. Что же касается... отца Михаила Макарова и Константина Александровича Минятова, то хотя и с ними нам пришлось иметь всего лишь несколько встреч, но чувствуется, что и безотносительно к настоящему их святому подвигу, они заслуживают быть выделенными и отмеченными: первый – как идейный, скромный, но и дерзновенно мужественный... располагающий к сердечности и любовному отношению “добрый пастырь”, второй – как крупный и искусный пловец по бурному морю столичной жизни и вместе с тем и среди шумных дел своего делания на торжество условной правды человеческой всегда помнящий о безусловной правде Божией и о “тихом пристанище” под кровом общей Матери людей – Святой Церкви»[259].
 
Автор жития: игумен Дамаскин (Орловский), сайт: www.fond.ru, новомученики.рф.